1. Теоретические истоки стилевого подхода
С точки зрения своей исходной этимологии слово «стиль» (лат.) означает палочку для писания на восковых досках с острым и тупым концами (тупым концом стирали неверно написанное). Любопытно, что уже в своем исходном метафорическом значении стиль — это возможность одновременного участия в деятельности двух противоположных по смыслу качеств, в равной мере необходимых для ее успеха.
Впервые термин когнитивный стиль появился в американской психологии в 1950—60-х годах в рамках исследований, в которых на первый план вышли индивидуальные различия в восприятии, анализе, категоризации и воспроизведении информации. Индивидуально-своеобразные способы переработки информации (когнитивные стили) принципиально отграничивались от индивидуальных различий в успешности интеллектуальной деятельности. Иными словами, стилевой подход сформировался в качестве своего рода альтернативы тестологическому подходу. В частности, утверждалось, что когнитивные стили — это формально-динамические характеристики интеллектуальной деятельности, не связанные с содержательными (результативными) аспектами работы интеллекта. Кроме того, когнитивные стили трактовались как предпочтения относительно определенных способов интеллектуального поведения, которые в наибольшей мере соответствуют познавательным склонностям и возможностям данного субъекта.
Можно выделить четыре основных теоретических источника стилевого подхода:
| В начало |
В работах Г. Уиткина понятие когнитивного стиля формировалось в рамках развития гештальтпсихологических представлений о поле (предметном и социальном окружении) и поведении в поле. По отношению к разным людям фактор влияния поля обнаруживает себя в разной мере. В частности, поведение одних в большей мере оказывается подчиненным полю (полезависимый тип поведения), тогда как других — ориентированным на внутреннюю активность (поленезависимый тип поведения).
По мнению Уиткина [1979], наиболее важным аспектом психического развития выступает уровень психологической дифференциации, проявляющийся в степени артикулированности (ясности, расчлененности, отчетливости) опыта. Соответственно можно говорить об артикулированном (структурированном, аналитическом) либо глобальном подходах к полю. Уровень психологической дифференциации субъекта обнаруживает себя в следующих четырех основных психологических сферах.
Интеллектуальное функционирование. Первоначально когнитивный стиль полезависимость—поленезависимость был описан на материале перцептивной деятельности и определялся как «способность выделять релевантную деталь в сложном пространственном образе». Впоследствии перцептивная артикуляция стала рассматриваться в качестве частного проявления структурирующей способности в интеллектуальной деятельности в целом. Если человек активно преобразует ситуацию, то это означает, что он использует артикулированный (поленезависимый) подход к полю. Если человек, напротив, склонен следовать заданной ситуации, то это означает, что он использует глобальный (по-лезависимый) подход к полю. Именно это различие в способах организации интеллектуальной деятельности и было обозначено термином когнитивный стиль в более широком значении этого слова.
Артикулированное представление о своем физическом теле (в виде осознания его составных частей, их отношений, внешних границ).
Чувство личной автономности, отражающее рост дифференциации образа «Я» и проявляющееся в особенностях межличностного взаимодействия. В частности, люди, зависимые от поля, склонны к интерперсональной ориентации, тогда как независимые — к интраперсональной ориентации. По сравнению с независимыми от поля людьми, зависимые от поля предпочитают: ситуации общения ситуациям уединения; социальные источники информации; коллективные формы деятельности; деликатную и внимательную манеру отношения к другим, короткую дистанцию в общении; готовность доверять авторитетам и т.п.
Специализированные контроли и защиты в психотравмирующих условиях. При низком уровне психологической дифференциации преобладают неспециализированные защиты в форме негативизма и вытеснения, для которых характерны неприятие травмирующей ситуации или полное блокирование нежелательного опыта. При высоком уровне психологической дифференциации наблюдаются специализированные защиты в форме изоляции, интеллектуализации и проекции, предполагающие переработку опыта, разделение его аффективных и рациональных сторон.
Исследование указанных психологических сфер позволило Уиткину и его соавторам сформулировать гипотезу, суть которой заключается в следующем: у каждого человека (ребенка либо взрослого) достигнутый им уровень психологической дифференциации будет одновременно проявляться в каждой из четырех сфер.
| В начало |
Понятие когнитивного контроля было развито сотрудниками Менингерской клиники Р. Гарднером, Ф. Хольцманом, Г. Шлезингером, Г. Клейном и др. Они пытались отыскать некоторые структурные константы в когнитивной сфере личности, которые выступали в качестве посредников между аффективными состояниями и внешними воздействиями. Эти психические образования получили название когнитивных контролирующих принципов (когнитивных контролей).
Когнитивные контроли — это индивидуально-своеобразные способы восприятия, категоризации и интерпретации происходящего. В рамках данного направления были описаны 6 когнитивных контролей (когнитивных стилей в современной терминологии): диапазон эквивалентности, широта категории, ригидный — гибкий познавательный контроль, толерантность к нереалистическому опыту, фокусирующий контроль, сглаживание — заострение [Гарднер].
Согласно традиционной психоаналитической точке зрения, индивидуальные различия в познавательной деятельности — это «искаженное» отражение реальности, поскольку потребности (аффекты, влечения) непосредственно проецируются на основные познавательные процессы, порождая тем самым эффекты психологической защиты. С точки зрения представителей Менингерской школы, когнитивные контроли отличаются от психологической защиты по своим функциям и источникам своего развития. В частности, когнитивные контроли — свободные от конфликта процессы. Они обеспечивают реалистически адаптивные формы отражения и соответственно наиболее оптимальный для данной личности тип интеллектуальной адаптации в определенной жизненной ситуации.
Гарднер и его соавторы подчеркивали, что по одному определенному когнитивному контролю еще нельзя судить о личности. Следует принимать во внимание комплекс когнитивных контролей, который и был обозначен ими термином «когнитивный стиль». Таким образом, только знание когнитивного стиля личности как индивидуально-своеобразного сочетания разных контролей обеспечивает основу для предсказания индивидуального поведения.
| В начало |
Дж. Каган [1963] в своих ранних работах описал устойчивые предпочтения в способах категоризации изображений людей и предметов. Изучение оснований сортировки позволило выделить три основных стратегии категоризации: аналитико-описательную (объединение изображений осуществляется на основе сходства их конкретных признаков или отдельных деталей, например, «люди с рыжими волосами»); тематическую (включает группировки, основанные на ситуативных или функциональных отношениях, например, «мужчина, женщина, мальчик — это семья»); категориально-заключающую (изображения объединяются на основе некоторого категориального суждения с использованием общей категории, например, «одна профессия», «атлеты»).
Последующие исследования показали, что дети, склонные к аналитическому способу категоризации, лучше контролируют свое интеллектуальное поведение, более внимательны при выполнении заданий, т.е. действуют рефлективно. Напротив, дети, склонные демонстрировать тематический способ категоризации, обнаруживают в своем поведении проявления импульсивности. В итоге был сделан вывод о существовании индивидуальных различий в когнитивном темпе (в скорости принятия решений): импульсивный стиль соотносится с быстрым принятием решений, рефлективный стиль — с медленным.
Фактор когнитивного темпа Каган связывал с определенными фазами процесса решения задачи, такими как селекция возможных гипотез и оценка принятого решения. Другими словами, импульсивный — рефлективный стили связаны с этапами выбора гипотез и обоснования решения.
Хотя факты свидетельствовали о том, что импульсивный стиль связан с увеличением количества ошибочных решений, на первый план в теории когнитивного темпа вышли динамические характеристики интеллектуальной деятельности. При этом детерминанты индивидуальных различий в скорости принятия решений Каган связывал с особенностями мотивационно-аффективной сферы личности, а именно: мерой сбалансированности двух субъективных ценностей в виде ориентации на быстрый успех (склонность к импульсивному стилю) либо тревоги относительно возможности сделать ошибку (склонность к рефлективному стилю). Характерно, что, по данным Кагана, культурно депривированные дети по особенностям своего когнитивного темпа оказывались в группе импульсивных.
| В начало |
В когнитивных теориях личности утверждалось, что искать объяснение личностным чертам и своеобразию индивидуального поведения следует в особенностях восприятия, понимания и объяснения человеком происходящего. С этой точки зрения принципиальным являлось разведение содержательных и структурных аспектов познавательной сферы («о чем» человек думает и «как» он думает).
О. Харви, Д. Хант и Г. Шродер [1961] считали, что в качестве основного посредника между ситуационными воздействиями и диспозициями выступает «концепт» (понятие). В операциональном плане понятие можно рассматривать как категориальную схему, посредством которой любое поступающее впечатление кодируется, преобразуется или оценивается.
Отдельные понятия образуют систему понятий. Уровень структурной организации индивидуальной понятийной системы определяется соотношением процессов дифференциации и интеграции, что, в свою очередь, проявляется в конкретном либо в абстрактном способах (стилях) концептуализации происходящего. Конкретность характеризуется минимальным, абстрактность — максимальным уровнем развития процессов дифференциации и интеграции понятий.
Соответственно можно говорить об индивидуальных различиях в способах восприятия, понимания и интерпретации происходящего. Так, для «конкретных» лиц типичны следующие психологические качества: склонность к черно-белому мышлению; зависимость от статуса и авторитета; нетерпимость к неопределенности; стереотипность суждений; высокая контролируемость поведения физическими характеристиками ситуации и т.д. Напротив, для «абстрактных» лиц характерны: ориентация на внутренний опыт при объяснении причин происходящего; склонность к риску; независимость в оценках; способность гибко менять свое поведение при изменении ситуации; готовность выходить за пределы «здесь и теперь», креативность и т.д.
Согласно теории личностных конструктов Дж. Келли [1955], человек оценивает и прогнозирует действительность на основе определенным образом организованного субъективного опыта, представленного в виде системы конструктов. Конструкт — это некоторая субъективная шкала, с помощью которой человек может оценить, как два или несколько объектов сходны между собой и, следовательно, как они отличны от третьего объекта или нескольких других объектов. Таким образом, конструкт — это биполярная субъективная измерительная шкала, реализующая одновременно две функции: обобщения (установления сходства) и противопоставления (установление различий); например, конструкты «добродушный — злобный», «умный — глупый», «познаваемый — непознаваемый», «можно доверять — нельзя доверять» и т.п..
Когнитивная сложность индивидуальной конструктивной системы означает, что субъект создает многомерную модель реальности, выделяя в ней множество взаимосвязанных сторон. Когнитивная простота, напротив, свидетельствует о том, что понимание и интерпретация происходящего в сознании субъекта осуществляются в упрощенной форме на основе ограниченного набора сведений.
Тенденция воспринимать реальность когнитивно простым или когнитивно сложным способом характеризует устойчивые предпочтения данной личности, поэтому измерение когнитивная простота — когнитивная сложность было отнесено к категории когнитивных стилей.
Первые отечественные исследования когнитивных стилей были проведены И.Н. Козловой (1974), В. Колгой (1976), А.В. Соловьевым (1977), М.С. Егоровой (1979). Начиная с середины 70-х годов под руководством И.М. Палея был защищен ряд кандидатских диссертаций по данной проблематике.
Итак, в широком смысле когнитивный стиль — это характерный для личности способ изучения реальности, в узком смысле — это индивидуально-своеобразные способы переработки информации о своем окружении. Фактически становление стилевого подхода явилось свидетельством трансформации предмета психологии познания: если раньше в центре внимания были общие закономерности познавательной деятельности, то теперь на первый план выходили механизмы индивидуальных различий между людьми в способах познания окружающей действительности.
С самого начала статус феноменологии когнитивных стилей определялся с учетом ряда принципиальных моментов. Когнитивные стили, будучи характеристикой познавательной сферы, в то же время рассматривались как проявление личностной организации в целом, поскольку индивидуальные способы переработки информации оказывались тесно связанными с потребностями, мотивами, аффектами и т.д. Кроме того, когнитивные стили оценивались в качестве формы интеллектуальной активности более высокого порядка, так как их основная функция заключалась в координации и регулировании базовых познавательных процессов. Наконец, когнитивные стили позволяли ввести безоценочный взгляд на интеллектуальные возможности человека, поскольку проявления любого когнитивного стиля — это «хороший» результат, характеризующий эффективность индивидуальной интеллектуальной адаптации.
Не удивительно, что в стилевом подходе произошла радикальная смена методического инструментария. Если раньше изучение индивидуальных различий в интеллектуальной деятельности осуществлялось главным образом на основе метода решения задач, то в стилевом исследовании испытуемому предлагалась достаточно простая ситуация без каких-либо временных ограничений с инструкцией открытого типа, согласно которой испытуемый мог выбрать свой собственный, наиболее удобный и естественный вариант ответа (разложить предметы на группы по своему желанию, высказать свое мнение о заданной ситуации, принять решение в своем естественном временном темпе и т.д.). Нормативы оценки индивидуального результата в стилевом исследовании отсутствовали. Отнесение испытуемых к тому либо другому полюсу соответствующего когнитивного стиля осуществлялось на основе медианного критерия.
Иными словами, если в традиционном исследовании индивидуальных интеллектуальных различий испытуемый заведомо превращался в некий объект, которым манипулировали извне, то в стилевом исследовании испытуемый выступал в качестве субъекта, имевшего возможность продемонстрировать присущие ему способы восприятия, анализа и интерпретации экспериментальной ситуации.
| В начало |
В современной литературе можно встретить описание около двух десятков различных когнитивных стилей. Прежде всего остановимся на описании тех когнитивных стилей, которые составляют основу феноменологии стилевого подхода в рамках описанных выше теоретических направлений. Более детальное представление об этих когнитивных стилях и методиках их диагностики можно получить из работ: [Холодная, 1990].
Впервые этот стилевой параметр был описан Г. Уиткиным в связи с изучением эффекта «фигура-фон» в тестах пространственной ориентации и эффекта «часть—целое» в перцептивных тестах. Тенденция контролировать влияние зрительного поля за счет опоры на внутренний опыт и легко выделять часть из сложной фигуры получила название поленезависимости (ПНЗ), а тенденция полагаться на внешнее видимое поле и испытывать трудности при выделении частей целого — полезависимости (ПЗ).
Уиткин определял ПЗ—ПНЗ как «структурирующую способность в восприятии». Последующие исследования показали, что данная способность соотносится с рядом показателей интеллектуальной деятельности, таких как: «гибкость завершения гештальта» по Терстоуну (задания обнаружить знакомые предметы, которые включены в сложную сцену, например, «спрятаны» среди деревьев); «адаптивная гибкость» по Гилфорду (задачи на сообразительность, при решении которых испытуемый должен обнаружить противоречие в проблемной ситуации, или изменить заданное расположение спичек с целью получения определенной геометрической фигуры), успешность выполнения пространственных субтестов шкалы Векслера («Кубики» и «Сложение фигур»), успешность решении задач Лачинса (способность переходить от старых способов решения задач к новым при изменении условий деятельности). Смысл этих связей, по мнению Уиткина, достаточно ясен: все указанные психологические измерения (включая ПЗ-ПНЗ) в той или иной мере характеризуют способность преодолевать сложноорганизованный контекст [Уиткина, 1974].
Наибольший интерес представляет связь этого стилевого параметра с характеристиками обучения. По данным Г. Уиткина и его коллег, независимые от поля люди включаются в процесс обучения скорее как его активные участники, нежели как зрители. Поэтому, например, в эффективности обучения поленезависимых лиц ведущую роль играет наличие у них внутренней мотивации. Обучение же полезависимых лиц оказывается более успешным в ситуации внешнего подкрепления. В целом академическая успеваемость выше у поленезависимых учащихся. У них легче происходит генерализация и перенос знаний, ярче выражена способность выбирать более рациональные стратегии запоминания и воспроизведения материала.
ПЗ-ПНЗ обнаруживает свое влияние и в таких сложных видах интеллектуальной деятельности, как работа с текстом. В частности, отмечается превосходство поленезависимых учащихся в условиях, когда текст требует переструктурирования и реорганизации. При конспектировании лекций и научных текстов поленезависимые студенты подвергали текст большей переработке (сокращая количество слов, перефразируя мысли, используя средства структурирования текста в виде абзацев, подчеркивания, выделения цветом и т.д.).
Наиболее полные данные были получены в процессе изучения связей показателей ПЗ-ПНЗ с особенностями межличностных отношений. Полеза-висимые лица более чувствительны к социальной информации, доброжелательны и общительны, склонны держать более короткую физическую дистанцию в условиях реального общения. Зависимые от поля люди ждут от окружающих поддержки и помощи. Присутствие других людей интенсифицирует их деятельность. Они легче ладят с людьми, успешнее разрешают конфликтные ситуации, реже высказывают негативное отношение к окружающим. Эти люди склонны изменять свои взгляды в направлении позиции авторитетов. В свою очередь, поленезависимым лицам присущи прямо противоположные психологические качества [Уиткин и др., 1977].
Поскольку полезависимые лица обнаруживают такие социальные установки и социальные качества, которые более полезны в межличностных отношениях, то, по мнению Уиткина, можно говорить о большей развитости у них социальных способностей. В свою очередь, люди, принадлежащие к полюсу ПНЗ, имеют более развитые когнитивно-переструктурирующие способности. Это обстоятельство рассматривалось Уиткиным как доказательство биполярной природы данного когнитивного стиля: полюс ПНЗ свидетельствует об интеллектуальной компетентности, тогда как полюс ПЗ — о социальной компетентности личности. Впоследствии Уиткин расширил трактовку ПЗ-ПНЗ, сделав акцент на характере направленности субъекта: либо на внешние факторы (тенденция быть полезависимым), либо на внутренние факторы (тенденция быть поленезависимым).
| В начало |
Данный когнитивный стиль характеризует индивидуальные различия в склонности использовать либо много, либо мало категорий при восприятии происходящего (т.е. демонстрировать строгие детализированные либо, напротив, более обобщенные критерии в оценке объектов). В работах отечественных авторов этот стилевой параметр интерпретируется как «аналитичность» (склонность выявлять различия в ряду объектов) и «синтетичность» (склонность выявлять сходство в ряду объектов) [Колга, 1976]. В работах Гарднера и его соавторов отмечается, что узкий диапазон эквивалентности соотносится со следующими особенностями интеллектуальной деятельности: близостью свободных ассоциаций к слову-стимулу; буквальностью воспроизведения и меньшей оригинальностью в рассказах по ТАТ; тенденцией приближать свои оценки к некоторой средней величине; предпочтением простых, симметричных фигур в тесте Баррона-Уэлша, а также склонностью предлагать более однообразные ответы при выполнении теста «Способы использования предмета» Гилфорда [1970]. По данным В. Колги, у школьников узкий диапазон эквивалентности («аналитичность») соотносится с более низкими показателями непроизвольного и произвольного запоминания, познавательной ригидностью, низким темпом обучаемости и низкой учебной успеваемостью [Колга, 1976]. По мнению этого автора, «синтетичность» благоприятствует проявлению любознательности, способности оперировать более обобщенными понятийными структурами, тогда как «аналитичность» — точности. Следовательно, аналитичность может быть истолкована как результат использования жестких субъективных критериев или оценочных шкал с малой ценой деления, а синтетичность — напротив, как результат применения мягких критериев или слабо дифференцированных оценочных шкал. Узость — широта категории Широта категории отражает степень дифференцированности какой-либо одной категории (различные вариации значения категории «большой», степень разграничения различных оттенков «красного цвета» и т.д.). Таким образом, узкие категоризаторы склонны специфицировать свои впечатления и ограничивать область применения определенной категории, тогда как широкие категоризаторы, напротив, склонны подводить под одну категорию большое число подтверждающих ее примеров. Девочки по сравнению с мальчиками обычно обнаруживают узкую категоризацию (своего рода концептуальный консерватизм). Испытуемые, у которых были вызваны положительные эмоции, демонстрировали тенденцию создавать и использовать более широкие категории.
| В начало |
Этот когнитивный стиль характеризует степень субъективной трудности при смене способов деятельности. Ригидный контроль свидетельствует о невозможности быстрого переключения с одной познавательной функции на другую в ситуации когнитивного конфликта в силу низкой степени их автоматизации, тогда как гибкий — об относительной легкости такого переключения в силу высокой степени их автоматизации [Гарднер, 1960]. В обзоре А. Дженсена и У. Ровера отмечается, что испытуемые с низкой интерференцией демонстрируют большую скорость в теппинг-тесте, лучше выполняют простые арифметические операции в условиях помех, отличаются более высокими успехами в учебе и поленезависимостью. Показатель интерференции дает близкие к нулю связи с оценками по тесту Равена. Сведения о связях этого показателя с другими характеристиками интеллекта практически отсутствуют. При обследовании учащихся 6-х классов выяснилось, что полюс ригидности соотносится с низкими показателями продуктивности непроизвольного и произвольного запоминания, а также с более низкой учебной успеваемостью [Колга, 1976]. В условиях модификации методики Струпа (названия цветов заменялись словами, связанными с положительным, отрицательным либо нейтральным состояниями) слова с положительным и отрицательным эмоциональным содержанием вызывали значимо больший эффект интерференции.
| В начало |
Данный когнитивный стиль обнаруживает себя в ситуациях, для которых характерна неопределенность, противоречивость, двусмысленность. Толерантность к нереалистическому опыту предполагает возможность принятия впечатлений, не соответствующих или даже противоречащих имеющимся у человека знаниям, которые он оценивает как правильные и очевидные. Факты свидетельствуют о том, что нетолерантные к нереалистическому опыту испытуемые в заданиях на сортировку отличаются тенденцией формировать группы объектов по стандартным, легко предсказываемым основаниям. Кроме того, нетолерантные испытуемые склонны задавать много уточняющих вопросов в условиях анализа неопределенных интерперсональных ситуаций. Высказывается мнение о том, что нетолерантность к нереалистическому опыту представляет собой характеристику «закрытого» разума и является симптомом высокого уровня тревоги.
| В начало |
Данный когнитивный стиль проявляется в индивидуальных особенностях распределения внимания, которые характеризуют степень широты охвата различных аспектов отображаемой ситуации, а также степень точности учета ее релевантных признаков. Первоначально этот стиль получил название «фокусирующего контроля», поскольку на первый план выходила способность испытуемого концентрировать внимание на некоторых объективно заданных характеристиках стимула. Однако впоследствии вместо этого термина стал использоваться термин «сканирующий контроль», ибо эффекты фокусирования внимания основывались на постоянном сканировании видимого поля. За индивидуальными различиями в сканировании лежат два основных фактора: во-первых, различия в состояниях внимания (т.е. различия в количестве информации, собираемой до высказывания суждения) и, во-вторых, различия в способности подавлять импульсивную экспрессию. Полюс широкого сканирования положительно коррелирует с фактором Кеттелла «хорошее моральное воспитание» и отрицательно — с фактором Айзенка «импульсивность». К этому можно добавить, что узкие сканировщики описывают себя как людей эмоциональных, легко включающихся в общение с другими людьми. Широкие сканировщики лучше контролируют свои вербальные реакции. Подобного рода факты позволили высказать предположение о том, что экстенсивность сканирования выступает в качестве способности тормозить, сдерживать собственную импульсивную активность.
| В начало |
Индивидуальные различия, зафиксированные в этом когнитивном стиле, имеют отношение к особенностях хранения в памяти запомнившегося материала. У «сглаживателей» сохранение материала сопровождается его упрощением, потерей деталей, выпадением тех или иных фрагментов. Напротив, в памяти «заострителей» происходит выделение, подчеркивание специфических деталей и черт запоминаемого материала. Отмечается, что для «сглаживателей» характерны такие личностные черты, как пассивность, консерватизм, отсутствие чувства соперничества.
| В начало |
Данный когнитивный стиль (склонность принимать решения быстро либо медленно) наиболее ярко проявляет себя в условиях неопределенности, когда требуется осуществить правильный выбор из некоторого множества альтернатив. Импульсивные испытуемые склонны быстро принимать решения, при этом гипотезы выдвигаются без достаточной их проверки и без учета всех возможных альтернатив. Для рефлективных испытуемых характерен замедленный темп принятия решений, при этом гипотезы многократно уточняются на основе тщательного предварительного изучения свойств альтернативных объектов. В целом для полюса рефлективности характерны следующие особенности интеллектуальной деятельности (соответственно, противоположные особенности характеризуют полюс импульсивности): использование более продуктивных стратегий решения задач; более высокий уровень метапамяти в виде интроспективного знания об особенностях собственных стратегий запоминания; поленезависимость; высокие показатели учебной успеваемости, отсутствие трудностей в чтении, большая зрелость речи, большая выраженность вербального контроля за своим поведением).
| В начало |
Данный когнитивный стиль характеризует индивидуальные различия в особенностях интерпретации (концептуализации) происходящего, обусловленные уровнем развития дифференциации и интеграции понятий в рамках индивидуальной понятийной системы. Полюс «конкретности» характеризуется незначительной дифференциацией и недостаточной интеграцией понятий, полюс абстрактности — высокой степенью дифференциации и интеграции понятий.
В ходе онтогенетического развития происходит увеличение абстрактности индивидуальной понятийной системы, что обусловливается ростом числа альтернативных схем для восприятия и анализа одного и того же объекта, уходом от стандартных оценок за счет увеличивающейся способности к преобразованиям и комбинациям понятий.
Полюс «абстрактности» соотносится с высоким вербальным интеллектом (по методике Векслера), когнитивной сложностью (по репертуарному тесту), низким уровнем догматизма и авторитарности, поленезависимостью (по тесту «Включенные фигуры»), большей успешностью в решении задач по формированию понятий (по методике Брунера), а также высокими показателями креативности (по сочетанию таких показателей, как оригинальность и реалистическая направленность).
Таким образом, данный когнитивный стиль имеет прямое отношение к структурной организации понятийной сферы субъекта. По мнению Ч. Носала, конкретная концептуализация означает тенденцию изолирования идей, основанную на дискретном, жестком, непересекающемся наборе понятий. Абстрактная концептуализация предполагает существование взаимосвязанной системы понятий, основанной на вариативном и гибком их упорядочивании. Соответственно первый стиль характеризуется логикой отдельных понятий, тогда как второй — логикой семантических пространств.
| В начало |
Своим теоретическим истоком данный стилевой параметр имеет, как выше отмечалось, теорию персональных конструктов Дж. Келли. Человек понимает, интерпретирует, оценивает и прогнозирует действительность на основе определенным образом организованной системы личностных конструктов. Конструкты, являясь способом дифференциации объектов, могут быть применены к оценке другого человека, находящегося в той или иной ролевой позиции, самого себя, конкретных ситуаций, реальных предметов.
Высокая степень сложности конструктивной системы означает, что данный человек строит свое восприятие ситуации, выделяя в ней множество взаимосвязанных сторон. Низкая степень сложности конструктивной системы, напротив, свидетельствует о том, что интерпретация и понимание происходящего в сознании данного человека осуществляются в упрощенной форме на основе оперирования ограниченным набором сведений.
Когнитивная простота—сложность операционально была определена Дж. Биери как степень дифференцированности конструктов на основе применения процедуры факторного анализа. Показатель простоты—сложности: количество факторов, выделившихся при факторизации индивидуальной матрицы конструктов (или показатель количества конструктов, представленных в первом факторе). Чем больше выделится факторов, тем более дифференцированной системой конструктов обладает данная личность и тем более когнитивно сложной она является.
Факты, полученные с использованием показателя дифференцированности конструктов, свидетельствуют о том, что когнитивно простые и сложные лица по-разному воспринимают других людей, в разной мере изменяют свое мнение о человеке под влиянием дополнительной информации, в разной степени интегрируют противоречивую информации о других людях, различаются с точки зрения позитивности их оценки. В целом же (и это обстоятельство следует особо подчеркнуть) данные о связи когнитивной простоты—сложности с различными личностными и поведенческими проявлениями весьма противоречивы. Одни авторы отмечают, что полюс когнитивной сложности связан с большей точностью в оценке себя и других людей, большей эффективностью в общении, успешностью решения интеллектуальных задач и т.п. Другие же констатируют его соотнесенность с тревожностью, догматизмом, ригидностью, меньшей социальной адаптированностью. Столь же неоднозначен и психологический портрет когнитивно простых субъектов.
По-видимому, о когнитивной простоте—сложности можно говорить, если одновременно учитывается целый ряд особенностей организации системы субъективных конструктов: меры дифференцированности конструктов; меры их связности; меры их интегрированности (степени выраженности организующего влияния суперординантных конструктов на субор-динантные); меры их стабильности, определяемой степенью повторяемости результатов спустя определенный промежуток времени.
В последние годы в исследованиях когнитивных стилей появился ряд новых тенденций. Прежде всего, расширился перечень тех индивидуальных различий, которые рассматриваются как когнитивные стили. Так, к когнитивным стилям стали относить: конвергентность — дивергентность (узкий, фокусированный, логический либо широкий, открытый, ассоциативный способ решения проблем); внутренний — внешний локус контроля (различия в ориентациях на себя либо на факторы окружения); адаптивный — инновативный стили (предпочтение конвенциональных, известных процедур либо склонность переформулировать, выделять новые перспективы при решении проблем), вербализацию — визуализацию (предпочтения в использовании вербальной либо визуальной стратегий в процессе переработки информации).
Кроме того, наблюдается тенденция расширения значения термина «стиль». В стилевых исследованиях, наряду с когнитивными стилями, стали выделять стили интеллектуальной деятельности, характеризующие индивидуальные различия между людьми в характере постановки и решения проблем, а также «стили учения», проявляющиеся в предпочитаемых способах учебной деятельности.
| В начало |
По вопросу о характере взаимосвязи когнитивных стилей сложились две противоположные позиции. Согласно первой, разные когнитивные стили представляют собой самостоятельные измерения, поэтому какие-либо устойчивые связи между ними отсутствуют. Согласно второй, можно говорить о некотором едином основании, которое обусловливает конкретные стилевые проявления.
Сторонники «множественного» подхода, отрицая взаимообусловленность отдельных стилевых свойств, предлагают рассматривать когнитивные стили как комбинацию независимых факторов. Например, широкое сканирование у одного человека может быть связано с полезависимостью, ригидностью познавательного контроля, у другого — с поленезависимостью, гибкостью познавательного контроля и т.п. Одним из аргументов сторонников «множественного» подхода являются факты отсутствия либо наличия весьма слабых корреляционных связей между стилевыми показателями. Другой аргумент касается различий в психологических основаниях близких по своей сути стилей. Так, М. Уаллах попытался доказать, казалось бы, очевидное родство полезависимости — поленезависимости, по Уиткину, и аналитического—тематического стилей категоризации, по Кагану, поскольку полюса этих стилей характеризуют аналитический, активный подход к полю (ПНЗ и стратегии сортировки объектов на основе выделения их отличительных деталей) в противовес глобальному, пассивному подходу к полю (ПЗ и стратегии сортировки объектов на основе учета целостного ситуативного контекста). Однако он получил весьма неожиданные результаты: во-первых, между собой эти измерения коррелировали крайне слабо и, во-вторых, преобладание ПНЗ коррелировало с невербальным интеллектом, тогда как преобладание аналитического стиля категоризации — с вербальным интеллектом. В итоге Уаллах сделал вывод о невозможности существования прямых связей между разными стилями вследствие наличия «опосредующих переменных» (например, тех или иных личностных особенностей), под влиянием которых связи между стилевыми показателями могут принимать любой вид.
В рамках «унитарного» подхода предпринимались попытки доказать, что в основе разных когнитивных стилей лежат некие единые психические механизмы. По мнению И.П. Шкуратовой, большая часть параметров когнитивных стилей группируется вокруг измерения «аналитичность — синтетичность» (или «артикулированность — глобальность»), характеризующего степень дробности восприятия окружающего мира. Одни люди склонны строить дробную картину мира, другие — целостную. На уровне эмпирической проверки этого предположения удалось получить корреляционные связи между поленезависимостью (тесты Готтшальдта и АКТ-70) и узким диапазоном эквивалентности (0,40 и 0,41 при Р= 0,05), однако с когнитивной простотой—сложностью эти стили оказались не связанными [Шкуратова, 1994].
В качестве примера сведения всего многообразия когнитивных стилей к небольшому числу более общих измерений выступает типология стилей, предложенная Р. Райдингом [Riding, 1997]. Он полагает, что все описанные на данный момент когнитивные стили можно объединить в две группы, выделив, таким образом, базовые когнитивные стили. К их числу относятся: 1) «целостный — аналитический стиль», характеризующий тенденцию субъекта перерабатывать информацию на уровне либо целого, либо частей; 2) «вербальный — образный стиль», характеризующий склонность субъекта репрезентировать информацию в ходе своего мышления вербально либо визуально.
Серьезным препятствием «множественному» подходу являются факты существования значимых корреляций между отдельными стилевыми параметрами. Например, в разных исследованиях найдены связи между ригид-ным познавательным контролем и импульсивностью; ригидным познавательным контролем, полезависимостью, широтой диапазона эквивалентности и импульсивностью; узким диапазоном эквивалентности и когнитивной сложностью; импульсивностью и полезависимостью; абстрактной концептуализацией и поленезависимостью и т.д. [Когнитивные стили, 1986; Холодная, 1990]. В то же время и «унитарный» подход не располагает доказательствами в свою пользу, поскольку зафиксировать устойчивые и однонаправленные корреляционные связи между соответствующими стилевыми параметрами, как правило, не удается.
Итак, занять ту или иную позицию — значит сделать заведомую ошибку, ибо при этом придется игнорировать факты, полученные «противной стороной». В чем существо сложившейся коллизии?
По-видимому, корреляционная аргументация в принципе недостаточна для уяснения возможных связей между стилевыми свойствами. Согласованное, непротиворечивое представление о природе когнитивных стилей нельзя получить на основе констатации отсутствия либо, напротив, наличия корреляционной связи между отдельными стилевыми параметрами. Противоречия эмпирического уровня — это плата за игнорирование теоретического аспекта исследований когнитивных стилей, связанного с анализом порождающих их механизмов.
Одним из вариантов решения вопроса о связях когнитивных стилей являются многомерные классификации стилевых феноменов. В соответствии с представлением о многомерной природе стилей предполагается, что связи между стилями есть, однако они имеют нелинейный характер (поэтому не всегда «схватываются» на уровне корреляционного анализа). Характерно, что многомерные типологии когнитивных стилей имеют, как правило, теоретический характер и основываются на выделении качественных критериев взаимосвязи тех или иных стилевых параметров.
Так, Д. Уорделл и Дж. Ройс все множество описанных когнитивных стилей разделили на три группы по критерию «соотношение в структуре каждого стиля когнитивных и аффективных компонентов». Соответственно были выделены когнитивные стили (когнитивная простота—сложность, узкий—широкий диапазон эквивалентности, широта категории, аналитическая—тематическая категоризация, конкрентность—абстрактность, заострение—сглаживание), аффективные стили (ригидный—гибкий познавательный контроль, импульсивность—рефлективность, толерантность к нереалистическому опыту, физиогномичность—буквальность восприятия) и когнитивно-аффективные стили (полезависимость—поленезависимость, узость—широта сканирования, беглость идей) [Wardell, Royce,1978].
Ч. Носал построил типологию когнитивных стилей на основе учета особенностей процессов переработки информации, выделив два их аспекта — уровни переработки информации и способы ее организации [Nosal, 1990]. Уровни переработки информации включают: перцепцию (уровень создания репрезентаций окружающего в форме кратковременных перцептивных образов); концепцию (уровень создания понятийных репрезентаций); модели (уровень специфики структур индивидуального опыта); программы (уровень регуляции целенаправленного поведения). Способы организации информации («метаизмерения») включают: структуру поля, сканирование, шкалы эквивалентности и характер контроля (рис. 1).
Рис. 10.1. Двухмерная матрица когнитивных стилей, по Ч. Носалу [Nosal, 1990]:
Теоретическое значение данной классификации, по мнению Носала, заключается в возможности соотнесения феноменологии когнитивных стилей, во-первых, с теориями переработки информации и, во-вторых, с теориями способностей. Прагматический ее смысл заключается в констатации «пробелов» в виде пропущенных узлов матрицы, что позволяет предположить существование еще не описанных в литературе когнитивных стилей.
| В начало |
В рамках стилевого подхода противопоставление стилевых и продуктивных характеристик интеллектуальной деятельности имело принципиальный характер, что нашло свое отражение в сформулированных Г. Уиткиным [1967] критериях противопоставления понятия «стиль» понятию «способность»:
Однако за последние десятилетия границы, разделяющие феноменологию когнитивных стилей и способностей, оказались в значительной мере размытыми. В частности, продемонстрированы многочисленные факты связи большинства стилевых параметров с различными аспектами продуктивности интеллектуальной деятельности.
Полюс поленезависимости, измеренной в помощью теста «Включенные фигуры», соотносится с высокими показателями невербального интеллекта и пространственных способностей, успешностью выполнения теста Равена, высоким уровнем креативности, более продуктивной памятью, способностью к переносу знаний и т.д. [Холодная, 1990; 1992].
Полюс рефлективности (по показателю «количество ошибок») у детей связан с более высокими оценками на вербальной, невербальной и общей шкалах WISC, более высоким уровнем метапамяти, высокой учебной успеваемостью [там же].
Широкий диапазон эквивалентности (или «синтетичность») сочетается с более высокими показателями учебной успеваемости, темпа обучаемости, непроизвольного и произвольного запоминания, выполнения субтестов «Память» и «Сложение фигур» по методике Векслера, большей оригинальностью дивергентного мышления и т.д. [там же].
Гибкость познавательного контроля связана с более высокими показателями непроизвольного и произвольного запоминания, а также с более высокой учебной успеваемостью [Колга, 1976].
Полюс абстрактности соотносится с высоким уровнем вербального интеллекта и креативностью [Harvey, Hunt, Schroder, 1961]. Связи когнитивной простоты—сложности с интеллектуальной продуктивностью существуют, однако они крайне противоречивы [Кочарян, 1986; Шкуратова, 1994].
Что касается таких когнитивных стилей, как толерантность к нереалистическому опыту, узость—широта сканирования, то чувствительность к противоречиям и характеристики распределения внимания имеют отношение к продуктивности интеллектуальной деятельности.
Не менее условным можно считать и второй критерий разграничения стилей и способностей. Постулат биполярности оказывается под вопросом, поскольку большинство когнитивных стилей (с учетом формы их операционализации) приобретают качества униполярного измерения. Более того, современные исследования позволяют рассматривать когнитивный стиль как квадриполярное измерение [Холодная, 1999; 2000].
Соответственно неопределенным является также третий критерий разведения понятий «стиль» и «способность», поскольку в стилевых характеристиках обнаруживается определенный оценочный контекст. Так, проявления полезависимости и импульсивности в ситуации учебной деятельности являются недостатком, который необходимо компенсировать, для того чтобы повысить потенциал обучаемости ученика.
Что касается утверждения об устойчивости стиля и изменчивости способностей, и этот критерий обнаруживает свою условность. В ряде исследований показано явление мобильности когнитивных стилей, которые, как выяснилось, могут меняться под влиянием интеллектуальной нагрузки, инструкции, обучения и т.п. [Холодная, 1992; Селиванов, 1998; Шкуратова, 1998].
Наконец, стилевые свойства отнюдь не в такой степени генерализова-ны, как это ранее представлялось (например, отмечается их зависимость от содержательной сферы, вида профессиональной деятельности и т.д.).
Таким образом, противопоставление стилей и способностей теряет свою очевидность. По-видимому, при анализе соотношения стилевых и продуктивных свойств интеллектуальной деятельности необходимо учитывать психологическую неоднозначность традиционных стилевых показателей. Так, для полезависимости—поленезависимости важно дополнительно принимать во внимание меру выраженности индивидуальных контролирующих стратегий; для импульсивности—рефлективности — степень эффективности сканирования видимого поля; для ригидности—гибкости познавательного контроля — меру интегрированности словесно-речевых и сенсорно-перцептивных функций; для узкого—широкого диапазона эквивалентности — уровень сформированности способности к понятийному обобщению [Холодная, 1992; 1996].
| В начало |
Выше уже отмечалось, что психология когнитивных стилей сформировалась на стыке психологии познания и психологии личности. Более того, стилевые исследования изначально были связаны с установкой объяснить личность и предсказать ее поведение посредством изучения индивидуально-своеобразных способов организации познавательной деятельности.
Когнитивные стили относятся к числу базовых характеристик индивидуальности, о чем свидетельствует их тесная связь с возрастом, полом, особенностями функционирования нервной системы. Так, когнитивные стили изменяются с возрастом, причем разные стили обнаруживают разную возрастную динамику. В дошкольном возрасте дети, как правило, полезависимы, затем происходит рост поленезависимости (ее пик приходится на подростковый и юношеский возраст) с последующим постепенным нарастанием полезависимости к пожилому возрасту. Аналогично к пожилому возрасту происходит постепенное нарастание ригидности познавательного контроля. С другой стороны, с возрастом растет рефлективность. Кроме того, пожилые люди используют столь же широкие категории, как и представители студенческого возраста [Холодная, Маньковский, Бачинская, Лозовская, Демченко, 1998].
Что касается фактора пола, то девочки и женщины сравнительно с мальчиками и мужчинами оказываются более полезависимыми. По-видимому, более выраженная полезависимость женщин объясняется как биологическими (специализация женщин и мужчин по своим биологическим функциям определяет их консервативное либо исследовательское поведение), так и социальными (тип воспитания девочек и ожидания относительно нормативного поведения женщин явно содействуют формированию полезависимого стиля поведения) детерминантами.
Представляют интерес связи когнитивных стилей с психофизиологическими характеристиками человека, в том числе с темпераментом [Русалов, Паралис, 1991]. Поленезависимость и широкий диапазон эквивалентности соотносятся с высоким уровнем ориентировочной реакции (в виде величины депрессии альфа-ритма) и быстрым ее угашением, а также с интроверсией и преобладанием второсигнальных способов переработки информации. Напротив, полезависимость и узкий диапазон эквивалентности сочетаются с относительно низким уровнем ориентировочной реакции и длительным ее угашением, а также с экстраверсией и преобладанием первосигнального способа переработки информации [Тихомирова, 1988]. Существуют данные о влиянии генотипического фактора на особенности стилевого поведения [Егорова, Зырянова, 1997].
В то же время в исследованиях Уиткина было показано, что полезависимый—поленезависимый стиль складывается в раннем детстве под влиянием способа общения с матерью. При доминировании чрезмерной опеки и контроля у ребенка формируется полезависимый стиль. Если при этом ограничиваются контакты со сверстниками, то рост ПЗ усиливается. Показано также, что полезависимый стиль складывается в условиях как очень большой семьи (вместе живут несколько поколений), так и неполной семьи (состоящей из матери и ребенка) [Witkin, Goodenough, 1977].
Таким образом, когнитивные стили, по-видимому, являются результатом сложного взаимодействия биологических и социокультурных (средовых) факторов.
Даже краткий обзор исследований когнитивных стилей показывает, что стилевые параметры коррелируют со множеством самых разных психологических характеристик индивидуальности, начиная с особенностей сенсомоторики и заканчивая своеобразием психологических зашит. Сам факт такого рода связей подтверждает особую роль когнитивных стилей в регуляции психической активности.
Поленезависимые лица обнаруживают высокую автономность, стабильный образ «Я», низкий уровень интереса к другим людям, устойчивость при внушении, критичность, компетентность и отчужденность. Полезависимость, диагностируемая по тесту «Стержень-рамка», по результатам опросника Кеттелла, соотносится с такими личностными чертами, как общительность, жизнерадостность, зависимость от группы. В то же время, если по ТАТ предъявляются картинки, изображающие агрессию, полезависимые более быстро и непосредственно выражают в своих идеях и переживаниях агрессию. У полезависимых также более выражена склонность к риску как следствие их тенденции избегать ситуации неопределенности. В этой связи любопытен отмеченный Уиткиным факт, что среди заключенных (т.е. лиц, совершивших преступление) преобладают полезависимые субъекты [Witkin etal., 1974].
Узкий диапазон эквивалентности связан с повышенной тревогой, причем, по-видимому, тревожность «аналитиков» является следствием их недоверчивости, настороженности, центрированности на собственном «Я» (фактор L по Кеттеллу). Далее, у «аналитиков» преобладает эмоции страха, тогда как у «синтетиков» — эмоции гнева [Палей, 1982]. Узкий диапазон эквивалентности положительно связан с фактором самоконтроля и отрицательно— с фактором самодостаточности (по Кеттеллу). Иными словами, «аналитики» стараются хорошо выполнять социальные требования и ориентированы на социальное одобрение [Шкуратова, 1994].
Лица с ригидным познавательным контролем оценивают себя как возбудимых, чувствительных и лабильных, они менее помехоустойчивы (при необходимости запоминать при шуме результаты у лиц с высокой интерференцией ухудшаются, тогда как у лиц с низкой интерференцией могут даже улучшаться). К сказанному можно добавить, что эффект интерференции положительно связан с нейротизмом [Helode, 1982]. Кроме того, ригидные лица демонстрируют меньше терпения в ситуации препятствия, возникающего по ходу выполнения деятельности, и одновременно более высокий уровень стремления преодолеть это препятствие [Wardell, Royce, 1978].
Нетолерантные к нереалистическому опыту лица, по-видимому, в силу своей неготовности принимать информацию, противоречащую их исходным ожиданиям, знаниям и установкам, отличается более высоким уровнем тревоги.
Узкие сканировщики в ситуации стресса используют такие психологические защиты, как подавление и отрицание (то есть отказ от принятия травмирующего опыта либо его искажение). При восприятии эмоциогенной ситуации широкие сканировщики, напротив, ориентированы на фиксацию ее объективных деталей, а не на свои субъективные впечатления о ситуации.
Конкретная—абстрактная концептуализация наиболее ярко обнаруживает себя в различиях социальных ориентации людей. О. Харви, Д. Хант и X. Шродер выделили четыре уровня организации понятийной системы в зависимости от степени дифференциации и интеграции понятий (меры роста ее «концептуальной сложности»). Этим четырем уровням «концептуальной сложности» соответствуют разные социальные ориентации:
Что касается когнитивной простоты—сложности, то, как правило, изучение этого стилевого параметра ограничивается сферой общения. Отмечается, что при исследовании студентов когнитивно сложные испытуемые являются в основном экстравертами. Опять же на студенческой выборке было показано, что наибольшую когнитивную сложность имели тревожные и эмоциональные студенты. Аналогично продемонстрирована склонность когнитивно сложных студентов к манипулятивным формам общения и коммуникативной и личностной тревоге [Кочарян, 1986].
В то же время имеются данные, согласно которым когнитивно сложные работники рассматриваются коллегами как более способные к пониманию партнеров по общению. Лица с высокой когнитивной сложностью воспринимаются как более привлекательные в социальном и физическом отношении, тогда как когнитивно простым отдается предпочтение при деловых контактах. Лица когнитивно простые более позитивно оценивают себя и своих знакомых, больше подчеркивают свое сходство с ними. Напротив, лица когнитивно сложные более критично воспринимают себя и других людей, отмечая больше различий между собой и своими знакомыми [Шкуратова, 1994]. Особый интерес представляет исследование, в котором зафиксирована отрицательная корреляционная связь между степенью когнитивной сложности и уровнем социального интеллекта (по методике Салливена) [Южанинова, 1986].
Обзор исследований когнитивных стилей с новой остротой ставит вопрос о природе стилевых параметров. Являются ли когнитивные стили предпочитаемыми способами переработки информации или же особого рода способностями?
Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что когнитивные стили характеризуют два аспекта интеллектуальной деятельности: своеобразие ментальных репрезентаций происходящего (как организуется ментальный образ ситуации у разных людей) и возможность контроля психической активности (как осуществляется «оттормаживание» аффективных состояний в процессе интеллектуального отражения). Таким образом, можно сделать следующие выводы относительно психологического статуса стилевых свойств.
Во-первых, стилевые различия проявляются в характеристиках ментальных репрезентаций происходящего: развернутости границ ментального образа ситуации (референтами являются такие когнитивные стили, как импульсивность—рефлективность, экстенсивность сканирования), степени его проницаемости (толерантность к нереалистическому опыту), артикулированности этого ментального образа (полезависимость—поле-независимость в варианте теста «Включенные фигуры»), разведенности в нем разнообобщенных категориальных уровней (диапазон эквивалентности, широта категории, конкретная—абстрактная концептуализация, когнитивная простота—сложность), интегрированности в его психической ткани различных модальностей опыта (ригидный—гибкий познавательный контроль, полезависимость—поленезависимость в варианте теста «Стержень-рамка»).
Во-вторых, стилевые различия свидетельствуют о сформированности механизмов непроизвольного интеллектуального контроля, проявляющегося в двух основных формах: контроле процессов переработки информации (в виде средств организации базовых процессов познавательного отражения); контроле моторной и аффективной активности (в виде средств сдерживания импульсивного поведения).
Таким образом, по своему психологическому статусу когнитивные стили — это «другие» способности (сравнительно с интеллектуальными способностями, измеряемыми с помощью традиционных психометрических тестов), имеющие отношение к метакогнитивной регуляции интеллектуальной деятельности [Холодная, 1996].
Одним из аргументов в пользу продуктивной природы стилевых характеристик интеллектуальной деятельности является феномен «расщепления» полюсов когнитивных стилей [Холодная, 1998; 2000]. В действительности каждый когнитивный стиль имеет не два, а четыре полюса, то есть является квадриполярным измерением. Соответственно при диагностике того или иного когнитивного стиля мы имеем дело с четырьми подгруппами испытуемых, существенно различающихся по степени сформированности непроизвольного интеллектуального контроля. По-видимому, именно эти две функции когнитивных стилей — их роль в построении объективированных ментальных репрезентаций происходящего и непроизвольный контроль процессов переработки информации — позволяют объяснить факты влияния стилевых свойств на продуктивность интеллектуальной деятельности и на своеобразие личностных черт субъекта.
В заключение необходимо отметить, что значение феномена когнитивных стилей следует видеть не только в факте существования индивидуальных различий в интеллектуальной деятельности. Когнитивные стили — это тонкие инструменты, с помощью которых строится индивидуальная «картина мира». Таким образом, когнитивные стили выступают в качестве своего рода посредников между «ментальным миром» субъекта и «миром реальности», обеспечивая в конечном счете уникальность интеллектуальных возможностей людей с разным складом ума.
| В начало |
| В начало |
Задача 1. Наиболее
распространенное деление стилей мышления
— деление на «теоретиков» (или, в близкой
типологии В. Оствальда, «классиков») и «эмпириков»
(«романтиков»). Ниже приведены
характеристики тех и других. Определите,
где речь идет о «теоретиках», а где — об «эмпириках».
Их отличают большая
наблюдательность, любознательность,
виртуозное использование сравнительного
анализа.
Они считают, что открытия
определяются яркими вспышками
воображения.
С их точки зрения, то, что не
наблюдаемо в опыте, нельзя использовать в
научном рассуждении.
Ценность их в том, что
сделанные ими открытия служат исходной
информацией для научного прорыва,
реализуемого другими.
Их сильная сторона —
аналитичность, рациональность мышления,
невысокая эмоциональность.
Они признают наукой только
установление связей между
непосредственно измеряемыми величинами.
Они устремляются в прорыв,
обозначенный усилиями других, и делают
результат доказательным и убедительным
для других.
Когда в материале есть «белое
пятно», они восполняют недостающие
детали гипотезой, опирающейся на
интуицию.
Слабость их — в излишней,
часто необоснованной доверчивости к
найденным закономерностям,
Они менее наблюдательны, чем
другие, но и не столь доверчивы.
| В начало |