Психологические
исследования семантики сосредоточены на
вопросах, каким образом человек понимает
смысл различной информации, как он
категоризирует свои знания о мире и
отношение к нему, как формируются его
речевые высказывания. А.Р. Лурия называл
семантическое строение слова его психологической
структурой [Лурия, 1979].
Проблемы
понимания слов и идентификации объектов
традиционно были достоянием психологии
восприятия. И.Кант рассматривал процесс
познания как переход от наглядного опыта к
внутренним сущностям и обобщенным
рациональным категориям, априорно
заложенным в природе человеческого духа [Кант,
1965]. Идея разделения человеческого опыта на
наглядный (перцептивный и физический) и
категориальный (апперцептивный и духовный)
имплицитно присутствовала в психологии на
протяжении всего ее существования. Для
экспериментальной психологии актуальной
стала задача выявить механизмы
категоризации или перехода от наглядного
опыта к рациональным категориям.
Важными вехами в развитии
психосемантических исследований явились
данные о положительном влиянии
семантического контекста на восприятие
отдельных стимулов. Эта закономерность
была впервые обнаружена Дж. Кеттелом как
эффект превосходства слова, который
сводится к тому, что восприятие букв
заметно ускоряется в контексте слова. В 1905 г.
русский ученый М.П. Никитин еще более явно
продемонстрировал влияние категориального
знания на процесс восприятия на самых
первых его этапах [Никитин, 1905]. Возврат
интереса к изучению этих феноменов
произошел лишь в контексте развивающейся
когнитивной психологии, после того как были
предложены новые методические приемы
исследования процесса восприятия.
Проблемы категориальных
структур рассматривались в рамках
психологии памяти. Одними из первых были
кластерные модели семантической памяти,
описывавшие ее как множество, состоящее из
подмножеств категорий, а те, в свою очередь,
— из значений. Более детальные
исследования характера структурной
организации семантической памяти, ее
формирования и функционирования начались с
конца 1950-х годов.
Исследование процессов
категоризации надолго стало центром дискуссии
в психологии развития, для которой
существенной явилась проблема присвоения
ребенком знаковой системы. Эта тема
занимала особое место и в развитии
отечественной психологии. Понятие «значение»
было одним из ключевых в теории Л.С.
Выготского. Он описывал это понятие «как
единство мышления и речи», «как единство
общения и обобщения» и полагал, что метод
исследования отношения мысли к слову не
может быть ничем иным, как методом
семантического анализа. Работы Выготского
по изучению формирования житейских и
научных понятий в детском возрасте оказали
огромное влияние на развитие
психологической мысли и заложили
фундаментальные основы исследования
проблемы значения. Его идеи нашли
продолжение в трудах А.Н. Леонтьева, А.Р.
Лурии, А.А. Леонтьева и других современных
исследований. Теоретическая концепция А.Н.
Леонтьева [1975], предполагающая выделение
таких образующих сознания как значение,
личностный смысл, чувственная ткань,
сыграла значительную роль в развитии
отечественной психосемантики.
Зарождению психосемантики как
отдельной области психологической науки
способствовало накопление все большего
количества данных о фило- и социогенезе
знаковых систем. Развитие нового
направления было предопределено также
рядом теоретических концепций, которые
подтверждали, что познавательные процессы,
в частности процессы восприятия и
категоризации, часто обуславливаются
личностными детерминантами [Брунер, 1977, с.
115-123].
Точкой отсчета в развитии
экспериментальной психосемантики принято
считать работу Ч. Осгуда [1957], предложившего
технику семантического дифференциала для
измерения коннотативного значения
объектов. Новый метод позволил исследовать
инвариантные категориальные структуры
субъективного опыта. Исследования Осгуда и
его сотрудников нашли свое продолжение в
самых разнообразных областях научной и
практической психологии.
Большое значение для построения
психосемантических и речепорождающих
моделей имели нейропсихологические данные
о нарушениях речевой деятельности при
локальных поражениях мозга [Лурия, 1979]. С
конца XIX
века процессы вербальных коммуникаций
принято подразделять на рецептивную и экспрессивную
фазы. Именно тогда были описаны две формы
афазии: афазия Вернике, которая связывалась
с нарушениями сенсорного входа, и афазия
Брока, которая связывалась с нарушениями
речевой экспрессии. Вернике локализовал
область, нарушение которой приводило к
сенсорной афазии в верхней части височной
области левого полушария. П. Брока указал,
что экспрессивную афазию вызывает
повреждение нижнезадней части лобной коры
левого полушария. С этого момента процессы
понимания речи и ее экспрессии
рассматривают как имеющие разную
функциональную основу. Эти наблюдения
положили начало клиническому изучению
мозговой организации речевой деятельности
человека.
В настоящее время большой
интерес приобретают проблемы понимания
живой речи собеседников и скрытого за ними
смысла [Лурия, 1979; Ушакова, 1991; Знаков, 1999].
Интерес исследователей привлекает то, как
люди на разных возрастных этапах понимают
сказанное другими, как они раскрывают
внутренний (часто не только скрытый, но и
скрываемый) план речи своего собеседника.
Анализ такого рода понимания часто
связывают с понятием «метарепрезентации»,
под которой, по определению Алана Лесли [1987],
понимается способность человека
представлять себе ментальные репрезентации
других людей.
Исследование смысловой
обработки информации объединяет психологию
восприятия, памяти, мышления, личности,
индивидуальных различий. В этой области
активно используются данные, полученные в
этнографических и лингвистических,
культурологических и нейропсихологических
исследованиях. А результаты
психосемантических исследований находят
свое применение в самых различных областях:
в создании систем искусственного
интеллекта, архитектуре, рекламе,
психодиагностике и обучении.
В начало |
Различение языка и речи ввел в
науку Ф. де Соссюр. Язык
понимается либо как «скрытая система
лексических единиц, а также правил их
соединения в речи» [Ушакова, 1979, с. 9—10], либо
развернуто как «сложную систему кодов,
обозначающих предметы, признаки, действия
или отношения, которые несут функцию
кодирования, передачи информации и
введения ее в различные системы» [Лурия,
1979, с. 28]. Речь
— это конкретная реализация языка в
процессе коммуникации и взаимодействии
между людьми. Выделяют несколько функций
речи, в частности номинативную,
регулирующую и коммуникативную. В
отечественной психологии принято
разделять внутреннюю (речь «про себя») и
внешнюю речь, а также две формы
развернутого речевого высказывания —
устную и письменную речь. Устная речь
подразделяется на диалогическую и
монологическую [Лурия, 1979].
В начало |
Традиционно различают
несколько видов значения, однако понимание
того, что под этим подразумевается, может
быть различным у разных авторов. Референтное
значение — это тот объект, событие или
ситуация, которые стоят за «знаком» (символом).
В отечественной психологии в этом случае
принято говорить о предметной
отнесенности «знака». Как синоним
референтного значения часто употребляется денотативное
значение [Лурия, 1979]. Дж. Брунер [1977]
ставит знак равенства между денотативным и
функциональным значением (или категорией),
подчеркивая не только предметную отнесенность
денотата, но и подчинение его требованиям
использования в определенных контекстах и
в процессе понимания другими людьми.
В современных когнитивных и
психолингвистических подходах значение
определяют, прежде всего, через систему
логических связей, в которые оно включено, и понимают скорее как операцию
логического вывода или пропозицию. В данном
случае речь идет о категориальном значении.
В традиции отечественной психологии
принято подчеркивать обобщающий и
общественный характер категориального или
понятийного значения. С одной стороны,
значение понимается как функция выделения
отдельных признаков в предмете, обобщения
их, и введения предмета в известную систему
категорий. «Обобщенное отражение
предметного содержания составляет
значение слова» [Рубинштейн, 1989, с. 144]. С
другой стороны, под значением понимается
объективно сложившаяся в процессе истории
система связей, которая стоит за знаком [Лурия,
1979, с. 53].
Понятие коннотативного
значения — также неоднозначно. А.Р.
Лурия [1979] подразумевал существование знака
равенства между коннотативным и
ассоциативным значением. Слово (знак,
символ) не только указывает на определенный
предмет или явление, но и неизбежно
приводит к установлению ряда
дополнительных связей и оказывается
центральным узлом целой сети вызываемых
им образов или «коннотативно» связанных с
ним слов. Комплексы ассоциативных значений,
непроизвольно проявляющихся при
восприятии данного слова, носят название семантическое
поле и определяют его коннотативное
значение.
Ч. Осгуд — один из основателей
психосемантики — понимал под коннотативным
значением «...те состояния, которые следуют
за восприятием слова-раздражителя и
необходимо предшествуют осмысленным
операциям с символами. Эти значения
проявляются в форме "аффективно-чувственных
тонов"» [Osgood
et
al., 1957].
Аффективно-чувственная окраска коннотата
выступает на первый план для большинства
исследователей, которые рассматривают его
как аффективное значение [Брунер, 1977].
В.Ф. Петренко [1983] считает, что
коннотативное значение наиболее близко (по
операциональному, но не теоретическому
основанию) понятию личностный
смысл, под которым понимается отношение
субъекта к миру, выраженному в значениях.
Речь идет о «значении значения» для личности,
неразрывно связанном с ее мотивами и общей
направленностью. Оно проявляется в форме
эмоциональной окраски того или иного
объекта или явления, а также в форме
неосознаваемых установок [Леонтьев, 1975]. Понятие
личностный смысл получает в современной
российской психологии все более широкое
развитие. А.А. Леонтьев [1999] рассматривает
три аспекта этого понятия: структурный,
генетический и функциональный. Структурный
аспект предполагает соотнесение
личностного смысла с другими
психологическими образованиями.
Генетический аспект фокусируется на
порождении и развитии смыслов.
Функциональный аспект затрагивает
проблему включения личностных смыслов в
конкретную деятельность и их влияние на
психические процессы человека.
Разделение значения на виды еще
не означает, что оно разграничено во
внутреннем мире. Согласно одной из
отечественных традиций, значение — это
единство представленности объекта,
возможных действий (практических или
умственных) относительно этого объекта и
отношения к нему субъекта [Артемьева, 1980;
Шмелев, 1983].
В противоположность этому
подходу в зарубежной когнитивной психологии
и психолингвистике значение понимается как
сложная многокомпонентная структура,
состоящая из более дробных, чем значение,
единиц. По аналогии с фонетикой, где все
богатство речевого потока можно описать с
помощью ограниченного набора фонем, все
множество значений можно представить
ограниченным набором компонентов (сем,
маркеров и т.п.). Более продуктивными
являются направления, рассматривающие
структуру не столько одного значения,
сколько множества значений.
Классы объектов, объединенные
на основе общих (или обобщенных) признаков
или атрибутов, принято называть категориями. Устойчивые (инвариантные)
структуры (сочетания) обобщенных признаков
(атрибутов), или «типичные примеры» из
категориальных множеств называют прототипами.
Разделяют вербальные
и невербальные
формы значений. Говорят также о
репрезентации, или представлении значения
в той или иной форме. Этим подчеркивается
надстимульный характер значения.
Вербальные формы — представление значения
в словах, цифрах, математических знаках и
других символах подобного рода.
Невербальные формы существования значения
включают различного рода образные
представления и символические действия.
Сюда же можно отнести и устойчивые единицы
эмоционально-оценочных структур, которые
всегда плохо поддаются вербальному
описанию.
В начало |
Взаимосвязь абстрактного
категориального знания и процессов восприятия
стала активно обсуждаться начиная с 1970-х
годов. В центре внимания оказались два
вопроса: «Почему мы знаем, что роза — это
роза?», «Когда мы знаем, что роза — это роза?».
Гипотетическая роза до сих пор является
излюбленным примером в данной области
исследований. Первый из этих вопросов
касается выделения значимых признаков для
принятия семантического решения, второй —
характера и временных этапов процесса
семантической обработки. В результате
многочисленных исследований был выделен
ряд феноменов и предложены несколько
объяснительных конструктов. В частности,
было показано, что быстрота понимания слова
зависит от его частотности, а также от
привычности формы и условий предъявления (см.[Величковский,
1982]).
Исследование процессов
понимания традиционно связывалось с феноменом
контекста: буква быстрее
воспринимается в слове, значение слова
легче вычленяется в предложении, смысл
которого заключен в тексте. Если появляется
стимул, противоречащий контексту,
возникает ситуация семантического
рассогласования. Феномен контекста — один
из наиболее устойчивых феноменов в
области исследований семантических
процессов [Каптеленин, 1983]. Это
свидетельствует о том, что в данном случае
затрагиваются фундаментальные
характеристики психических процессов,
таких как информационное предвосхищение и
цикличность когнитивной обработки.
Собственно процесс категоризации можно
рассматривать как включение стимула во
внутренний контекст.
Для изучения феномена контекста
используется несколько экспериментальных
схем. Основным методическим приемом
является сравнивание выполнения задачи при
изолированном предъявлении стимульного
материала и при предъявлении его в том или
ином контексте. В экспериментах с
семантической преднастройкой перед
стимулом предъявляется некоторое слово,
которое связано или, наоборот, не связано по
смыслу с тестовым. Если два слова
ассоциативно связаны друг с другом, то
время реакции в задачах «лексического
решения»* уменьшается.
На основании многочисленных
экспериментальных данных можно
сформулировать несколько эффектов
семантической преднастройки.
• Слово, предъявленное в
смысловом контексте, воспринимается
быстрее.
• Семантическая преднастройка
не только облегчает смысловой анализ слова,
но и затрудняет анализ других его
характеристик (например, цвет букв).
• Ложная смысловая
преднастройка увеличивает время реакции в
задачах называния слов и лексического
решения.
В работах Дж. Нили показу
тестовой последовательности предшествовало
предъявление с различной асинхронностью
слова, которое в 80% случаев было названием
соответствующей стимулу категории (например
«птица» предваряла появление слова «дятел»),
а в 20% могло обозначать другую категорию (например,
«мебель»). Результаты показали, что
адекватная преднастройка уменьшала время
реакции [Neely,
1991].
В экспериментах К.Конрад [Conrad, 1978] испытуемым предъявляли
предложения, которые оканчивались
многозначным словом. Контекст предложения
строго предписывал восприятие лишь одного
значения (например, слово «ключ» в
предложении «на столе лежал ключ»). Вслед за
этим предъявлялось напечатанное в цвете
слово и требовалось назвать цвет букв. Если
слово было ассоциативно связано с
предшествующим многозначным словом, то
цвет букв назывался медленнее. Это
происходило при предъявлении слов,
ассоциативно связанных с каждым из
значений многозначного слова (например,
медленнее назывались цвета слов «замок» и «ручей»,
если речь шла о «ключе»). В ходе других
экспериментов требовалось просто назвать
второе слово или решить, что было
предъявлено: слово или бессмысленное
словосочетание. При этом если тестовое
слово было связано по смыслу с любым из
значений многозначного слова, то время
узнавания и называния слова уменьшалось.
Приведенные данные свидетельствуют о том,
что при перцептивном узнавании слова
активизируются все его смысловые поля (см.
[Каптеленин, 1983]).
В начало |
Ранняя перцептивная и
семантическая обработка обозначается в
английском языке термином «priming».
В русском нет эквивалента этому слову,
поскольку, с одной стороны, оно означает
подготовительный этап получения
информации о чем-нибудь, а с другой —
придает оттенок типичности выбираемого
материала и, одновременно, активности и
успешности процесса. Одни феномены,
обозначаемые этим понятием, можно назвать
пред настройкой, другие — ранней
когнитивной обработкой, которая в зависимости
от теоретической интерпретации
представляется как раннее запечатление или
микрогенез зрительного образа.
А. Модель ранней
семантической памяти. Э. Тульвинг и С.
Шехтер определили «priming»,
или ранние когнитивные процессы, как «неосознаваемую
форму человеческой памяти, которая имеет
отношение к перцептивной идентификации
слов и объектов» [Tulving,
Schacter, 1990, с.
301]. Однако констатация этого факта еще не
вскрывает механизмов, стоящих за этим феноменом.
В эксперименте Уолтса [Wolts,
1996] была предпринята попытка разделить
перцептивную и семантическую
преднастройку. Эффекты перцептивной
обработки (или физических характеристик
стимулов) были минимизированы (на этапе
тестирования менялась модальность
предъявления материала). В качестве
преднастройки предъявлялась задача
семантического сравнения: испытуемые
должны были решить, являются ли два слова
синонимами или они не связаны друг с
другом. Затем давался тест на узнавание.
Если бы эффекты преднастройки были связаны
только с фиксацией в семантической памяти,
то синонимы должны были узнаваться лучше,
поскольку при их обработке приходилось бы
обращаться дважды к одному и тому же
значению. Результаты показали, что эффект
синонимов оказался незначимым. Они
узнавались столь же успешно, как и
несвязные по смыслу слова. Был сделан
вывод о том, что для последующего
кодирования важен был сам процесс
сравнения стимулов, а не обращения к
семантической памяти. Концептуальная
преднастройка скорее включает в действие
процедурные формы памяти, кодирующие
процессы сравнения стимулов, чем открывает
доступ к ее устойчивым формам на стимульные
слова.
Б.
Модель последовательной переработки.
В когнитивной психологии до сих пор
превалируют представления о
последовательной, поэтапной, поблоковой
обработке информации. В данных моделях
собственно семантическая обработка
является лишь этапом когнитивной обработки.
Предполагается, что он следует за этапом
перцептивной обработки, под которым
понимается анализ таких характеристик, как
цвет, общая форма, расположение деталей и т.д.
В настоящее время эта точка зрения находит
подтверждение в нейрофизиологических
исследованиях. В частности, при анализе
компонентов вызванных событиями
потенциалов выделяются компоненты ранние
(латентный период 80—120 мс), которые меняются
при изменении перцептивных характеристик
стимулов, и поздние (латентный период 300—400
мс), которые меняются при изменении частоты
употребления (частности) слов или
рассогласовании семантических контекстов.
Например, в одной из работ [Young,
1989] регистрировались вызванные потенциалы (ВП)
на слова предъявляемые в случайном порядке.
Стимулами служили названия цветов,
которые различались по трем параметрам:
длина слов (например, «белый» короче «фиолетового»),
частота употребления (например, «зеленый»
употребляется чаще «салатового») и семантическое
сходство (например, «красный» близок к «оранжевому»
и оба они далеки от «голубого»).
Семантическая близость предъявляемых
стимулов оценивалась в дополнительном
исследовании с помощью методики многомерного
шкалирования. Были получены следующие
результаты: изменения параметров ВП в
течении 250 мс после предъявления стимулов
связано с изменением длины слова. Напротив,
параметры ВП в диапазоне 400— 800 мс связаны с
частотными и семантическими параметрами
стимулов. На этом основании делается вывод,
что существуют два этапа обработки зрительного
вербального материала: на первом
анализируется физические параметры
стимулов, а на втором — их семантические
характеристики.
Сделанный вывод вызывает
большие сомнения, поскольку существует
множество фактов, подтверждающих, что
семантическая обработка происходит уже на
самых ранних этапах восприятия. Д. Виккенс
[1972] в своем исследовании предъявлял слова
на очень короткий временной интервал (80—100
мс), недостаточный для их идентификации.
Однако испытуемые были способны устойчиво
оценивать возможное значение слова с помощью
метода семантического дифференциала. Б.М.
Величковский, В.В. Похилько, и А.Г. Шмелев
предъявляли слова с последующей
маскировкой. Она достигалась движением
слова в горизонтальном направлении с
угловой скоростью 80 оборотов в секунду, что
приводило к полному «смазыванию» образа
слова. Несмотря на это, испытуемые не только
классифицировали различные по значению
слова, но и устойчиво соотносили в варианте
ассоциативного эксперимента
предъявляемое (но не воспринимаемое) слово
«ветер» со словом «буран», а не «вечер» (см.
[Величковский, 1982]). В недавних работах эти
данные также неоднократно подтверждались.
Было показано что частотность слов и
смысловой контекст влияют на их восприятие
на очень ранних этапах (до 250 мс).
В.
Модель параллельной переработки. Многие современные авторы придерживаются
представлений о параллельной переработке
перцептивных (физических) и семантических
признаков стимула. С. Косслин в одной из последних
работ [Kosslyn
et
al., 1995]
выдвинул предположение о существовании
двух типов кодирования, которые
практически не пересекаются друг с другом.
Это — кодирование категориальных пространственных
отношений, которые связаны с
относительными позициями в эквивалентном
классе и используются в процессе
узнавания и идентификации, и кодирование координатных
пространственных отношений, которые
определяют точные метрические дистанции и
используются для регуляции движений.
Согласно более традиционному
подходу, определенный этап в анализе
физических характеристик связан с
конкретным этапом в анализе семантических
характеристик. Кроме того, некоторые
физические характеристики стимула
ограничивают область поиска в
семантической памяти.
Д. Бродбент и М. Бродбент [1980]
предложили оригинальную методику,
позволившую «разделить» общие и детальные
характеристики слов. В одной ситуации с
помощью оптической фильтрации нарушались
детальные характеристики слов (как при
дефокусировке), но сохранялись глобальные
характеристики. В другой ситуации, наоборот,
нарушался общий вид слова, поскольку из
него вырезались фрагменты букв, и
сохранялось большинство деталей. В
качестве материала использовали слова
разной частотности и разного
эмоционального значения; кроме того, слова
либо включались в контекст предложения,
либо предъявлялись изолированно. Было
продемонстрировано, что на узнавание слов с
сохранными глобальными очертаниями влияет
только частотность слова (частота
встречаемости и опыт восприятия). При
нарушении глобальных очертаний, но
сохранении деталей значимыми оказались
включенность в контекст и коннотативное
значение. Был сделан вывод, что глобальные
очертания слова, которые анализируются на
более ранних этапах микро-генеза
зрительного образа, связаны с частотой
употребления, а детальные характеристики,
которые анализируются на более поздних
этапах, связаны с коннотативным и
ассоциативным значениями слова.
Однако более поздние данные
показывают, что такое разделение слишком
упрощенно. Действительно, существует два
этапа анализа семантической информации.
Первый — продолжительностью
250—350 мс; в этот промежуток времени слово-стимул
активирует широкий спектр ассоциативных
связей. Если адекватный контекст помогает
выявлению значимых семантических признаков,
то неадекватная преднастройка не
препятствует семантическому поиску.
Осуществлению семантической обработки в
этот период способствует сохранение
привычных условий предъявления (например,
привычный шрифт) и частота повторения
комбинации признаков.
Второй этап начинается после
300—400 мс. Слово-стимул жестко связывается с
локальным значением, которое диктует
контекст. Адекватный контекст (преднастройка)
приводит к положительному эффекту в
семантической переработке информации, а
ложная преднастройка оказывает отрицательное
влияние. При этом и называние слов, и
принятие лексического решения происходят
медленнее. Осуществлению семантического
анализа помогает сохранение детальных
характеристик образа слова, меньшее
значение имеет частотность. Субъект
создает гипотезы, которые проверяет на
ограниченном объеме данных [Величковский,
1982].
Г.
Модель встречной переработки.
Начиная с середины 1970-х годов в когнитивной
психологии четко оформляется идея
существования двух встречных процессов
обработки информации. Процессы первого
рода инициируются входной стимуляцией и
продолжаются, как бы поднимаясь снизу вверх
по уровням все более тонкого анализа вплоть
до полной идентификации стимулов. Процессы
второго рода управляются знаниями и
ожиданиями человека, которые уточняются
благодаря анализу контекста поступающей информации.
Этот вид переработки получил название «сверху
вниз» или «концептуально-ведомый».
Переработкой сверху вниз объясняют
предметность, значение перцептивного
образа и эффекты установки испытуемого.
Обычно оба вида процессов происходят
одновременно и согласованно, но в зависимости
от типа задачи и индивидуальных
особенностей субъекта их вклад может быть
различен. М. Уэсселс [Wessells, 1982] приводит пример такой
встречной переработки на основе
идентификации слова «доктор».
В начало |
Переход от понимания слов к
пониманию предложений и текстов, казалось
бы, не должен менять основные
концептуальные установки авторов. Однако
использование более крупных семантических
единиц увеличивает сложность
анализируемой информации, расширяет общий
контекст, более явно включает в него аспект
коммуникационного взаимодействия. Поэтому
этот экспериментальный материал
способствует развитию более гибких и
сложных моделей.
Модель перехода к глубинным семантическим уровням. Большинство первых моделей основывалось на гипотезе о том, что понимание предполагает переход от поверхностной (синтаксической) к глубинной (семантической) структуре предложения [Хомский, 1972]. Например, Г. Кларк и Чейз описывали переход от поверхностных к глубинным структурам через перевод любой информации в глубинную пропозициональную форму, после чего должно было осуществляться ее поэлементное сравнение [Clark, Chase, 1972]. Такой взгляд до сих пор реализуется во многих психолингвистических моделях. Похожий подход был реализован А.Р. Лурией при описании
за» [Ушакова, Павлова, Зачесова,
1989]. На основе принципов интент-анализа Н.Д.
Павловой [Павлова, 2000] была предложена схема
анализа речевого обмена, которая
представлена на рис. 7.5. Эта схема
использовалась для изучения политических
диалогов. В третьих, большая роль в рамках
этого подхода отводится процессам
антиципации. Речевой механизм рассматривается
как «сложная система с элементами
опережения и обратной связи» [Ушакова, 1979, с.
194]. Опережение предполагает, с одной стороны,
«некоммуникативную антиципацию» как фазу,
предваряющую формирование внешней речи; с
другой стороны, можно выделить и «коммуникативную
антиципацию» как предвосхищение реакций
собеседника.
В рамках коммуникативного
психологического подхода большое внимание
уделяется анализу и пониманию предложений
и текстов. Это отличает его от
классических когнитивистских и
психолингвистических моделей. Кроме того,
учитывается влияние на речепорождение
невербальной информации и личностных или
субъектных характеристик.
На рис. 6 представлена модель
речемыслительного процесса Т.Н. Ушаковой.
Ее модель предполагает включенность
говорящего в коммуникационный процесс, но
схема отражает структуру, относящуюся к
одному из участников коммуникации.
Как можно видеть,
речепорождение включает три основные блока:
восприятие речи, ее произнесение и
центральный смыслообразующий блок.
Центральный блок разбит на функциональные
уровни, которые обеспечивают
операциональный анализ или построение речи
в различных коммуникативных ситуациях.
Работа уровней связана с переходным
речемыслительным механизмом, который в
свою очередь связан с другими ментальными
структурами. Последние включают знания о
мире и личностные характеристики. К этим же
структурам относится эвристические (мыслительные)
операции и управляющий метакогнитивный механизм.
В начало |
1.
Андерсон Б. Когнитивная
психология.— СПб, 2002
2.
Аполлонская Т.А.
Пиотровский Р.Г. Функциональная
грамматика — фрейм — автоматическая
обработка текста // Проблемы функциональной
грамматики. М., 1985.
3.
Артемьева Е.Ю. Психология
субъективной психосемантики. М., 1980.
4.
Ахутина Т.В. Нейролингвистический
анализ динамической афазии. М., 1975.
5.
Бартлетт Ф. Психика
человека в труде и игре. М., 1959.
6.
Брунер Дж. Психология
познания. М., 1977.
7.
Величковский Б.М.
Современная когнитивная психология. М.,
1982.
8.
Выготский Л. С. Собрание
сочинений. Т. 2. М., 1982.
9.
Современная психология / Под ред. В.Н.
Дружинина. М., 1999.
10.
Зимняя И.А. Лингвопсихология
речевой деятельности. М.; Воронеж, 2001.
11.
Знаков В.В. Психология
понимания правды. СПб., 1999.
12.
Кант И. Сочинения.
М.: Мысль, 1965.
13. Каптеленин В.Н. Экспериментальные исследования зрительного восприятия слов // Вопросы психологии. 1983. № 1.
14.
Киселева К., Пай
ар Д. Дискурсивные слова: Опыт
формального семантического описания. М.,
1997.
15.
Кубрякова Е.С.,
А.М. Шахнарович, Сахарный Л.В. Человеческий
фактор в языке //Язык и порождение речи. М.,
1991.
16.
Леонтьев А.А.,
Рябова Т.В. Фазовая структура речевого
акта и пробелма планов // Планы и модели
будущего в речи. Тбилиси, 1972.
17.
Леонтьев А.Н. Деятельность,
сознание, личность. М., 1975.
18.
Лурия А.Р. Язык
и сознание. М., 1979.
19.
Миллер Дж.,
Галантер Ю., Прибрам К. Планы и структуры
поведения. М, 1965.
20.
Никитин М.П. К
вопросу об образовании зрительных
восприятий // Психологический журнал. 1985. Т. 6 (3), с. 14-21.
21.
Норман Б.Ю. Синтаксис
речевой деятельности. Минск, 1978.
22.
Павлова Н.Д. Коммуникативная
функция речи: интенциональная и интерактивная
составляющие. Автореф. дисс. на соиск.докт.
психол.н., М., 2000.
23.
Петренко В.Ф. Введение
в экспериментальную психосемантику. М., 1983.
24.
Петренко В.Ф. Психосемантика
сознания. Смоленск, 1997.
25.
Рубинштейн С.Л. Основы
общей психологии. М., 1989.
26.
Смирнов С.Д. Понятие
образа мира и его значение для
познавательных процессов / А.Н.Леонтьев и
современная психология. М., 1983. С. 149—154.
27.
Солсо Р. Когнитивная
психология. М., 1996.
28.
Соссюр Ф. де. Труды
по языкознанию. М., 1977. «
29.
Ушакова Т.Н. Функциональные
структуры второй сигнальной системы. М., 1979.
30.
Ушакова Т.Н.,
Павлова Н.Д., Зачесова И.А. Речь человека в
общении. М.: Наука, 1989.
31.
Хомский Н. Язык
и мышление. М., 1972.
32.
Шмелев А.Г. Введение
в экспериментальную психосемантику. М.,
1983.
В начало |